фото: svoboda.org
Почти двадцать лет своей жизни Варлам Шаламов провел в лагерях. Впечатления от тяжелых условий работы на Дальнем Востоке легли в основу произведений писателя – «Колымских рассказов» и стихотворений из цикла «Колымские тетради». Эти книги принесли Шаламову славу «Достоевского XX века» в СССР и за рубежом еще при жизни.
«Все будет делаться наоборот»: детство Шаламова
Варлам Шаламов родился 18 июня 1907 года в Вологде. Отец будущего писателя Тихон Шаламов был священником Собора Софии Премудрости Божией в Вологде, а до того – миссионером на Алеутских островах и на Аляске. Его жена Надежда Воробьева была учительницей. Кроме Варлама, в семье Шаламовых было еще четверо детей.
И отец, и мать Шаламова были образованными людьми. Тихон Шаламов владел четырьмя иностранными языками, Надежда Воробьева была выпускницей женской гимназии. Они дали детям хорошее домашнее образование. Варлам Шаламов уже в три года умел читать – начинал с приключенческих повестей, а в подростковом возрасте изучал труды философов. В раннем детстве он стал писать стихи.
В 1914 году Шаламов поступил в Губернскую мужскую гимназию имени императора Александра I Благословенного. Будущий писатель хорошо учился, занимался в драматическом кружке. Позднее он вспоминал: «Все школьные задания я делал сразу по возвращении домой, в первый же час, еще до чая, до обеда — все остальное время читал, чтобы занять, залить жажду жадного мозга». Отец Шаламова хотел, чтобы после гимназии будущий писатель поступил в семинарию и стал священником, хотя сам Шаламов о службе в церкви не мечтал.
«Я буду жить, но только не так, как жил ты, а прямо противоположно твоему совету. Ты верил в Бога – я в него верить не буду, давно не верю и никогда не научусь. <...> Ты ненавидел бескорыстную любовь к книге, я буду любить книги беззаветно. Ты хотел заводить полезные знакомства, я их заводить не буду. Ты ненавидел стихи, я их буду любить. Все будет делаться наоборот. <...> Ты хочешь известности, я предпочитаю погибнуть в любом болоте».
Варлам Шаламов, из монолога отцу, автобиографическая повесть «Четвертая Вологда»
Рабочий, студент, политзаключенный
В 1917 году произошла Февральская, а затем Октябрьская революция. Шаламовы пострадали от смены власти: «Отцу мстили все – и за всё. За грамотность, за интеллигентность.<...> Из дома нас выкинули, выбросили с минимумом вещей. В нашу квартиру вселили городского прокурора». После революции гимназию, где учился Шаламов, преобразовали в единую трудовую школу. Ее будущий писатель и закончил в 1924 году. Отец предлагал ему остаться в Вологде и пойти в местную семинарию, однако Шаламов отказался. Он переехал в Москву, где стал дубильщиком на Кунцевском кожевенном заводе. В столице он посещал литературные кружки, ходил на вечера поэзии. Несколько раз Шаламов давал уроки малограмотным рабочим, учил их писать. Он вспоминал: «Жизнь моя поделилась на две классические части — стихи и действительность».
В 1926 году Шаламов решил поступить в университет. Он подал документы в Московский текстильный институт и в МГУ на факультет советского права. Приняли будущего писателя в оба учреждения, но выбрал он Московский университет. Об учебе Шаламов писал: «В Московском университете <...> диспуты были особенно остры. Всякие решения правительства обсуждались тут же».
В те же годы Варлам Шаламов посещал встречи литературной группы ЛЕФ, писал для ее журнала «Новый ЛЕФ», был сотрудником радиогазеты «Рабочий полдень». Несколько раз Шаламов участвовал в антиправительственных митингах, а 7 ноября 1927 года побывал на антисталинской демонстрации к десятилетию революции, которая прошла под лозунгами «Выполним завещание Ленина!» и «Долой Сталина!». Спустя полтора года его арестовали в подпольной типографии, где печатали «Завещание Ленина» – письмо Ленина, в котором он дал оценку своим соратникам и негативно отозвался о Сталине. Следствия писатель ждал в Бутырской тюрьме.
«19 февраля 1929 года я был арестован. Этот день и час я считаю началом своей общественной жизни – первым истинным испытанием в жестких условиях. <...> После увлечения историей русского освободительного движения, после кипящего Московского университета 1927 года, кипящей Москвы – мне надлежало испытать свои истинные душевные качества. Я не писал там никаких стихов. Я радовался только дню, голубому квадрату окна – с нетерпением ждал, когда уйдет дежурный, чтобы опять ходить и обдумывать свою так удачно начатую жизнь <...> Я надеялся, что и дальше судьба моя будет так благосклонна, что тюремный опыт не пропадет. При всех обстоятельствах этот опыт будет моим нравственным капиталом, неразменным рублем дальнейшей жизни»
Варлам Шаламов, «Бутырская тюрьма» (из книги «Вишера»)
Шаламова обвинили в контрреволюционной деятельности, участии в троцкистском заговоре и приговорили к трем годам исправительно-трудовых лагерей. Срок он отбывал в Вишерском лагере в Пермской области, где строил Березниковский химический комбинат. О лагере Шаламов позднее писал: «Что мне дала Вишера? Это три года разочарований в друзьях, несбывшихся детских надежд. Необычайную уверенность в своей жизненной силе. Я выдержал пробу — физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь — это штука серьезная, но бояться ее не надо. Я был готов жить».
«Нас привезли сюда умирать»: Варлам Шаламов на Колыме
На свободу Шаламова выпустили в октябре 1931 году. Писатель вернулся в Москву. Его знакомый по ЛЕФу, фотограф Леонид Волков-Ланнит устроил Шаламова в журнал «За ударничество». Вскоре он стал публиковаться в изданиях «За овладение техникой» и «За промышленные кадры». Там печатали пропагандистские и агитационные материалы, тексты о достижениях первой пятилетки. О своей журналистской работе Шаламов писал: «Лучше быть продавцом магазинным, чем в газете работать».
Шаламов сочинял стихи, которые «писались, но не показывались никому», бывал на встречах с литераторами. Одним из любимых поэтов Варлама Шаламова этого периода был Борис Пастернак, литературный вечер которого он посетил в 1933 году: «Я сидел, забившись в угол в темноте зала, и думал, что счастье — вот здесь, сейчас — в том, что я вижу настоящего поэта и настоящего человека — такого, какого я представлял себе с тех пор, как познакомился со стихами».
Писал Шаламов и рассказы. В 1936 году в журнале «Огонек» опубликовали его «Три смерти доктора Аустина», а вскоре в «Литературном современнике» напечатали еще один рассказ писателя – «Пава и дерево». Исследователь творчества Шаламова Валерий Есипов писал: «Такие рассказы <...> построены на зарубежном — вовсе не знакомом ему [Шаламову – Прим. ред] — материале и являются попыткой отразить тему надвигающегося на Европу фашизма».
В 1937 году Шаламова вновь арестовали за контрреволюционную деятельность. Его обвиняли в связях с троцкистами и попытках свергнуть советскую власть. Шаламов вспоминал: «С первой тюремной минуты мне было ясно, <...> что идет планомерное истребление целой “социальной” группы — всех, кто запомнил из русской истории последних лет не то, что в ней следовало запомнить». Писателя сослали на Колыму, на исправительно-трудовые работы в Северо-восточный лагерь.
«Голые, безлесые, каменные зеленоватые сопки стояли прямо перед нами, и в прогалинах между ними у самых их подножий вились косматые грязносерые разорванные тучи. Будто клочья громадного одеяла прикрывали этот мрачный горный край. Помню хорошо: я был совершенно спокоен, готов на что угодно, но сердце забилось и сжалось невольно. И, отводя глаза, я подумал — нас привезли сюда умирать…»
Варлам Шаламов о Колыме, рассказ «Причал ада»
На Колыме Шаламов работал на приисках, добывал золото. Несколько раз писатель попадал в лагерную больницу из-за истощения. В 1942 году срок Шаламова закончился, но его не освободили из-за доноса, в котором писателя вновь обвинили в контрреволюционной деятельности. Сам Шаламов считал, что его осудили «в войну за заявление, что Бунин — русский классик». На этот раз писателю дали десять лет лагерей. Шаламов работал лесорубом, землекопом, добывал уголь. В 1945 году он вновь попал в больницу, был при смерти, а после выздоровления решил сбежать: «Я ни о чем не думал, да и думать на морозе нельзя – мороз отнимает мысли, превращает тебя быстро и легко в зверя. Я шел без расчета, с единственным желанием выбраться с этой проклятой бесконвойной командировки». Побег не удался. После возвращения в лагерь писателя определили на работы на штрафном прииске «Джелгала», где условия были тяжелее, чем на обычных приисках. Шаламов писал: «После многочасовой изнурительной работы люди будут ползти по обледенелым, вырубленным в снегу ступеням, хватаясь за обрывки обмороженного тальника, ползти вверх, выбиваясь из последних сил, таща на себе дрова – ежедневную порцию дров для отопления барака».
Весной 1946 года Шаламов в очередной раз заболел – он попал в больницу с подозрением на дизентерию. После выздоровления лагерный врач Андрей Пантюхов устроил его санитаром в местную больницу, а затем направил на курсы фельдшеров. Позднее Шаламов вспоминал: «Хотя мне было под сорок лет, я занимался на пределе сил, и физических, и душевных». После курсов писатель работал фельдшером в поселках Дебин и Ключ Дусканья.
Стихи Варлама Шаламова
В конце 1940-х Шаламов вернулся к литературному творчеству – писал стихотворения, которые позднее вошли в цикл «Колымские тетради». В 1951 году срок его заключения закончился, но вернуться в Москву Шаламов не мог – у него не было денег. Еще несколько лет он жил и работал фельдшером на Дальнем Востоке.
В начале 1950-х через знакомых Шаламов отправил в Москву свои стихи Борису Пастернаку. Поэт писал: «Я никогда не верну Вам синей тетрадки. <…> Пусть лежит у меня рядом со старым томиком алконостовского [Издательства «Алконост» – Прим. ред] Блока». Между писателями началась переписка. Пастернак рекомендовал Шалому возвращаться в Москву и отправлять стихотворения, среди которых были «Камея», «Серый камень», «Приснись мне так, как раньше...» и другие.
В страну морозов и мужчин
И преждевременных морщин
Я вызвал женские черты
Со всем отчаяньем тщеты.
Варлам Шаламов, «Камея», 1951 год
В 1953 году Шаламов смог вернуться в Москву. Он начал работать над своим сборником «Колымские рассказы». Вскоре писатель устроился внештатным корреспондентом в журнал «Москва», где публиковал тексты об искусстве и культуре. Стихи Шаламова этих лет печатали в журналах «Знамя» и «Юность». В эти же годы писатель познакомился и начал общаться с Александром Солженицыным, Ольгой Ивинской, Надеждой Мандельштам. Однако его отношения с Солженицыным не заладились. В переписке писатели негативно отзывались о творчестве друг друга, а у Шаламова даже была целая тетрадь, в которой он критиковал Солженицына.
В 1960-х в СССР печатали отдельные рассказы Шаламова о Колыме. В издательстве «Советский писатель» выходили его поэтические сборники «Огниво», «Шелест листьев» и «Дорога и судьба». Рецензии на них писали известные критики и писатели – Борис Слуцкий, Вера Инбер, Георгий Адамович.
«Маленький сборник стихов Варлама Шаламова, вышедший этой весной в Москве, заранее, ещё до чтения, вызывает тревожное любопытство: каковы могут быть, какими могли остаться стихи человека, проведшего долгие годы на Колыме? <...> Стихи умные, суховатые. Судя по их общему складу, Шаламов не столько склонен забыть или простить былое, сколько готов махнуть на него рукой»
Георгий Адамович, «Стихи автора «Колымских рассказов», «Русская мысль», Париж, 1967 год
Личная жизнь
В Вишерском лагере, в 1931 году, Шаламов познакомился со своей первой женой – дочерью революционера Галиной Гудзь, которая приехала туда навестить мужа. Вскоре Гудзь развелась со своим супругом, а через несколько лет вышла замуж за Шаламова. В 1935 году у супругов родилась дочь Елена.
В 1936 году по просьбе брата жены – советского разведчика Бориса Гудзя – Шаламов написал заявление в НКВД, где отказывался от своих прошлых убеждений – идей троцкизма. Однако это не спасло писателя и его семью от репрессий. В лагеря, кроме самого Шаламова, сослали его жену и ее сестру.
Галина Гудзь вернулась в Москву в 1946 году и занялась воспитанием дочери, которая выросла без отца. Позднее Гудзь писала Шаламову: «Дай мне слово, что ты оставишь Леночку в покое, не будешь разрушать ее идеалы. Она воспитана лично мною, подчеркиваю это слово, в казенных традициях, и никакого другого пути я для нее не хочу». В 1956 году супруги расстались.
В октябре 1956 года Шаламов женился во второй раз. Его супругой стала писательница Ольга Неклюдова. Они познакомились на одном из вечеров Ольги Ивинской, подруги и музы Бориса Пастернака. Вместе с Неклюдовой писатель прожил около десяти лет. Ей он посвятил несколько стихотворений, в том числе «Незащищенность бытия»:
Тебя дыханье оскорбит,
Неловкий взгляд заденет.
И, очевидно, оттого
Совсем не в нашей воле
Касаться сердца твоего,
Не причиняя боли.
Варлам Шаламов, «Собрание сочинений», 1998
«Колымские рассказы» и письмо Шаламова в «Литературную газету»
В конце 1960-х Варлам Шаламов работал над автобиографической повестью о детстве «Четвертая Вологда» и антироманом – крупным модернистским прозаическим произведением – «Вишера» о первом заключении в исправительно-трудовом лагере. Продолжал Шаламов писать и «Колымские рассказы». Окончательно он завершил цикл к 1972 году. Рассказы принесли писателю известность и в СССР, и за границей, о них положительно отзывались советские и иностранные критики, которые отмечали достоверность и точность Шаламова в описании лагерной жизни. В этом же году Шаламова приняли в Союз писателей СССР.
Правда, вскоре отношения с писателями, знакомыми и друзьями испортились. Шаламов опубликовал открытое письмо в «Литературной газете», в котором обвинял эмигрантские издания «Посев» и «Новый журнал» в публикации «Колымских рассказов».
«Подлый способ публикации, применяемый редакцией этих зловонных журнальчиков — по рассказу-два в номере — имеет целью создать у читателя впечатление, что я — их постоянный сотрудник <...> Эти господа, пышущие ненавистью к нашей великой стране, её народу, её литературе, идут на любую провокацию, на любой шантаж, на любую клевету, чтобы опорочить, запятнать любое имя <...> Ни один уважающий себя советский писатель не уронит своего достоинства, не запятнает чести публикацией в этом зловонном антисоветском листке своих произведений. Проблематика «Колымских рассказов» давно снята жизнью, и представлять меня миру в роли подпольного антисоветчика, «внутреннего эмигранта» господам из «Посева» и «Нового журнала» и их хозяевам не удастся!»
Варлам Шаламов, письмо в редакцию «Литературной газеты», 15 февраля 1972 года
Многие посчитали, что письмо в «Литературную газету» он написал под влиянием сотрудников КГБ. Переводчица Лилианна Лунгина вспоминала: «Жизнь наложила на него страшную печать, исказила лицо, он был весь в морщинах, у него был тяжелый, страшный взгляд. Это был абсолютно раздавленный системой человек». С Шаламовым перестали общаться писатели, с которыми он поддерживал отношения много лет. Сам Шаламов утверждал, что ему надоела «беспрерывная спекуляция его именем», а публикации в эмигрантских изданиях были сделаны без его согласия.
Во второй половине 1970-х он тяжело болел и жил в Доме инвалидов и престарелых Литературного фонда в Москве. За рубежом в это же время продолжали публиковать произведения писателя: в 1978 году в Лондоне отдельным изданием без разрешения автора вышли «Колымские рассказы». В последние годы жизни Шаламов почти не мог двигаться, однако продолжал сочинять стихи. В 1982 году, во время перевода из Дома инвалидов в Психоневрологический интернат, Шаламов тяжело простудился. Он умер 17 января 1982 года. Похоронили писателя на Кунцевском кладбище в Москве.
