фото: smotrim.ru

Даниил Иванович Хармс (настоящая фамилия Ювачёв) родился 17 [30] декабря 1905 года в Санкт-Петербурге. Умер 2 февраля 1942 года в Ленинграде. Русский и советский писатель, поэт и драматург. Основатель объединения деятелей культуры-новаторов «ОБЭРИУ».

Сын революционера и потомственной дворянки, Даниил Ювачев рано увлекся авангардным искусством и поэзией футуризма. В 1920-х он взял себе псевдоним Хармс и стал членом литературных групп «Левый фланг» и «Академия левых классиков», которые отказывались от норм русского языка и много экспериментировали с текстами. Поэт стал известен как участник группы ОБЭРИУ, автор стихотворений и рассказов для детей.

«Он казался совсем взрослым молодым человеком»: детские годы Даниила Хармса
Даниил Хармс родился 30 декабря 1905 года в Петербурге. Его отец — Иван Ювачев — в 1880-х состоял в организации «Народная воля» и участвовал в покушении на Александра III: он должен был бросить бомбу в его карету. К моменту рождения сына Ювачев вернулся из ссылки, опубликовал несколько религиозных книг и стал членом-корреспондентом физической обсерватории Академии наук. Мать будущего поэта — Надежда Колюбакина — происходила из старинного дворянского рода Саратовской губернии. Она возглавляла «Убежище для женщин, вышедших из тюрем Санкт-Петербурга» и помогала бывшим каторжникам и ссыльным.

Жили Ювачевы небогато и почти все свои сбережения вкладывали в образование детей. Для Даниила и его сестры Елизаветы родители наняли педагогов по немецкому и английскому языкам, преподавателей музыки, гувернанток. Хармс очень любил свою семью, с детства стремился подражать отцу. Самые ранние сохранившиеся тексты будущего поэта — его письма Ивану Ювачеву. Хармс писал их, когда ему было пять лет: «Милый папа! Приезжай к нам скорее. Я хочу тебя видеть. Целую тебя за письмо. Любящий тебя сын Даня».

В 1917 году Даниил Ювачев поступил в старейшую школу Петербурга — «Петришуле». Учился будущий поэт плохо и отличные оценки получал только за поведение и прилежание. По русскому, немецкому, французскому и истории ему ставили двойки. Одноклассники Хармса вспоминали, что он постоянно совершал странные поступки и разыгрывал учителей.

То он приносил в класс валторну и ухитрялся играть на ней во время урока. То убеждал строгого учителя не ставить ему двойку — «не обижать сироту». Под каменной лестницей дома, в котором жила семья Дани Ювачева, он поселил воображаемую любимую «муттерхен» (мамашу. — Прим. ред.) и вел с ней долгие беседы в присутствии пораженных соседей или школьных приятелей, упрашивая милую «муттерхен» не беспокоиться за него».
Анатолий Александров, «Чудодей»

В ведомости за 1921/22 учебный год Хармсу написали: «Должен оставить школу». Его успеваемость к тому моменту стала совсем плохой: он редко получал даже тройки, педагоги характеризовали его как ленивого и слабого ученика. Родители отправили Хармса в Детское село (ранее — Царское село, сейчас — город Пушкин). Здесь он поступил во 2-ю Единую трудовую школу, директором которой была его родная тетка — Наталья Ювачева. Это учебное заведение создали на основе бывшей Мариинской гимназии, в нем сохраняли дореволюционные традиции: ставили спектакли, устраивали литературные вечера, где обсуждали творчество поэтов. Одноклассники Хармса восхищались его эксцентричным поведением, взрослыми манерами.

Даня был совсем не похож на мальчиков, каких мы обычно привыкли видеть вокруг себя. Одетый, помнится, в коричневый с крапинкой костюм, в брюках до колен, в гольфах и огромных ботинках, он казался совсем взрослым молодым человеком. Он жил в своем мире, в нем шла какая-то внутренняя работа. Мрачноватый, замкнутый, немногословный, он.… часто, закурив трубку, распахнув пиджак и засунув руки в карманы, стоял так, оглядывая класс, как казалось, несколько свысока.
Первый хранитель музея Царскосельского лицея, одноклассница Даниила Хармса Мария Руденская (по книге «Вспоминая Даниила Хармса»)

В Детском селе во время учебы в школе Хармс начал писать свои первые стихи и каламбуры, среди которых известный «Задам по задам за дам!». Примерно в это же время он придумал и взял себе псевдоним Хармс. Однако поэт постоянно подписывал свои произведения разными именами. Среди них были такие вариации: Хаармс, Чармс, Хормс, Дардан и многие другие. Существует несколько версий возникновения его псевдонима. Он может происходить от французского слова charm, которое означает «обаяние», от английского harm — вред. А некоторые исследователи полагают, что Хармс наделял свой псевдоним мистическим смыслом.

Студент электротехникума и начинающий поэт
В 1924 году Даниил Хармс окончил школу. Родители хотели, чтобы он получил высшее образование, однако в те годы для дворянина это было практически невозможно. Иван Ювачев написал в рабочий комитет, и его сына приняли в Первый ленинградский электротехникум, но за учебу пришлось платить. Заявление о приеме в техникум поэт подписал двойной фамилией — Ювачев-Хармс. На занятия он почти не ходил, а позже написал в дневнике: «Я не подхожу классу физиологически». В это время он много читал. Среди его любимых книг были произведения Андрея Белого, Томаса Манна, Гилберта Честертона, труды филолога Виктора Шкловского, психиатра Владимира Бехтерева и других. Хармс выступал на поэтических вечерах со своими работами и стихами других авторов. Поэт писал в дневнике: «Боже, сделай так, чтобы там были люди, которые любят литературу, чтобы им было интересно слушать». Он знал наизусть произведения Владимира Маяковского и Игоря Северянина. Отец и тетя поэта не одобряли его любовь к авангардной литературе.

Мои стихи тебе
папаша
Напоминают просто кашель.
Твой стих не спорю много выше
Но для меня он шишел вышел.
Даниил Хармс, «Эпиграммы», 1925 год

«Я в конюшнях и публичных домах не читаю»
С весны 1925 года Даниил Хармс посещал собрания Всероссийского союза поэтов (ВСО). Среди членов организации были поэты Михаил Кузмин, Николай Клюев и Александр Туфанов. Они экспериментировали с текстами, использовали специальный заумный язык, или заумь, — особый литературный прием. Поэты отказывались от русского языка и придумывали собственный, в котором слова и предложения строились по традиционным моделям, но не несли связного смысла. Этим приемом обычно пользовались футуристы. Поэт Велимир Хлебников писал: «Заумный язык значит находящийся за пределами разума».

Весной 1926 года Даниила Хармса за постоянные прогулы отчислили из техникума. На занятиях в «Ордене» поэт познакомился и подружился с Александром Введенским. Вместе они отделились от остальных заумников и объединились в группу «Левый фланг» и стали называть себя «чинарями». Вскоре к ним присоединились Яков Друскин, Леонид Липавский и Николай Олейников. Друскин вспоминал: «Это было литературно-философское содружество пяти человек, каждый из которых, хорошо зная свою профессию, в то же время не был узким профессионалом и не боялся вторгаться в «чуждые» области, будь то лингвистика, теория чисел, живопись или музыка». Они участвовали в литературных вечерах Союза поэтов, читали собственные стихотворения. В 1926 году вместе с театральным коллективом «Радикс», куда входили драматург Игорь Бахтерев и режиссер Георгий Кацман, Хармс и Введенский ставили спектакль «Моя мама вся в часах».

«Радикс» был задуман как «чистый театр», театр эксперимента, ориентированный не столько на конечный результат и на зрителя, сколько на переживание самими актерами чистого театрального действия. Вопроса — выйдет ли из этого что-нибудь когда-либо — вначале никто не ставил, вводились все новые действующие лица без сюжетных нагрузок, единый текст пьесы так никогда и не был написан, не несла она и никакой сколько-нибудь выраженной темы — это был «монтаж аттракционов.
Георгий Кацман (по книге Александра Кобринского «Даниил Хармс»)

Пьесой заинтересовался художник Казимир Малевич. Он помог «Радиксу» найти помещение для репетиций и подходящие декорации. В ноябре 1926 года, когда работа над спектаклем почти завершилась, Главлит запретил авангардную пьесу: она не прошла цензуру. Репетиции прекратились, а «Радикс» закрыли.

Творчество «чинарей» не было популярным. В прессе часто появлялись отрицательные отзывы на их произведения. После выступления на встрече литературного кружка Высших курсов искусствоведения поэтов стала критиковать ленинградская газета «Смена». На собрании Александр Введенский прочитал несколько стихотворений и спросил у слушателей, стоит ли ему продолжать. Он ожидал поддержки публики, однако кто-то из начинающих писателей ответил отрицательно. «Чинари» возмутились и потребовали удалить этого человека с собрания, но члены кружка запротестовали. Тогда Хармс заявил: «Я в конюшнях и публичных домах не читаю!» Вскоре в газете «Смена» вышла статья, в которой критиковали творчество «чинарей» и их поведение на литературных вечерах.

Студенты [Высших курсов искусствоведения] категорически запротестовали против подобных хулиганских выпадов лиц, являющихся в качестве официальных представителей литературной организации на студенческие собрания. Они требуют от Союза поэтов исключения Хармса, считая, что в легальной советской организации не место тем, кто на многолюдном собрании осмеливается сравнить советский ВУЗ с публичным домом и конюшнями.
«Дела литературные (о «чинарях»)», «Смена», 1927 год

Обэриут и детский писатель
Осенью 1927 года группа «чинарей» вместе с Даниилом Хармсом присоединилась к «Объединению реального искусства» (ОБЭРИУ). Кроме поэтов и писателей в группу вошли драматурги, театральные режиссеры и художники. К объединению присоединились Николай Заболоцкий, Игорь Бахтерев, Дойвбер Левин и другие.

В 1928 году в журнале «Афиши Дома печати» опубликовали декларацию ОБЭРИУ. В ней участники объединения провозгласили себя «новым отрядом левого революционного искусства» и описали свои взгляды на литературу — отказ и от языка зауми, и от реализма.

Мы — поэты нового мироощущения и нового искусства. Мы — творцы не только нового поэтического языка, но и созидатели нового ощущения жизни и ее предметов… Может быть, вы будете утверждать, что наши сюжеты «не-реальны» и «не-логичны»? А кто сказал, что «житейская» логика обязательна для искусства?
Из декларации ОБЭРИУ

Обэриуты экспериментировали с языком и формой произведений. Они считали, что в литературу нужно принести новые методы изображения действительности. Немецкий литературовед Вольфганг Казак писал: «Их методом изображения действительности и воздействия на нее было искусство абсурда, отмена логики и общепринятого времяисчисления в поэтических произведениях, необычное противопоставление отдельных частей произведений, которые сами по себе реалистичны». В качестве образца обэриуты часто брали книги классиков русской литературы и переделывали их — например, Николай Заболоцкий изучал оды XVIII века и менял в них сюжет и лексику. В ОБЭРИУ входили и философы, в том числе Яков Друскин. Именно он спас и сохранил архив объединения: стихи Хармса, Олейникова и Введенского — во время Великой Отечественной войны.

24 января 1928 года обэриуты устроили творческий вечер «Три левых часа». Они прочитали свои стихи, показали спектакль по пьесе Даниила Хармса «Елизавета Бам» и фильм режиссеров Александра Разумовского и Климентия Минца «Мясорубка». Билеты на вечер раскупили заранее, и на мероприятие пришло много зрителей. Однако многие из них остались недовольны, а критики оставили на спектакль отрицательные рецензии. В «Красной газете» опубликовали статью под заголовком «Ытуеребо». Ее автор Лидия Лесная разгромила «Три левых часа» и написала, что никто из зрителей ничего не понял.

В марте 1928 года Даниила Хармса призвали на краткосрочную службу в армию. По «Закону об обязательной военной службе» от 1925 года ее можно было проходить и вне казарм — надо было лишь иногда посещать учебные сборы. Хармс писал про них: «Интересно, но противно». На службе он создавал агитационные стихи для армейской газеты.

В это же время Хармс вместе с другими обэриутами решили издать стихотворный сборник. Однако цензоры не пропускали произведения в печать. Тогда Самуил Маршак пригласил их в Ассоциацию писателей детской литературы. Для многих писателей и поэтов это был единственный шанс опубликовать свои произведения и стать популярными: издания ассоциации выходили большим тиражом. Даниил Хармс стал писать стихи и рассказы для детей, публиковаться в журналах. Поэт писал: «В область детской литературы наша группа [ОБЭРИУ] привнесла элементы своего творчества для взрослых». Среди его произведений этого времени — «Кошки», «Озорная пробка» и «Врун». Помимо этого, поэт переводил сказки братьев Гримм.

1 апреля 1930 года обэриутам удалось устроить свой последний литературный вечер, который прошел в общежитии Ленинградского университета. Студенты, которые присутствовали на встрече, освистали поэтов, а спустя несколько дней в советской прессе появились разгромные отзывы.

Все выступавшие единодушно, под бурные аплодисменты аудитории, дали резкий отпор обэриутам. Обэриуты далеки от строительства. Они ненавидят борьбу, которую ведет пролетариат. Их уход от жизни, их бессмысленная поэзия, их заумное жонглерство — это протест против диктатуры пролетариата. Поэзия их поэтому контрреволюционна. Это поэзия чуждых нам людей, поэзия классового врага…
Газета ЛГУ «Студенческая правда» о выступлении обэриутов 1 апреля 1930 года

Личная жизнь: «Я очень люблю ее, но как ужасно быть женатым»
Даниил Хармс был женат дважды. Первой супругой поэта стала Эстер Русакова, дочь политического эмигранта и революционера. В 1919 году ее семья вернулась в Россию, а в 1924-м она познакомилась с Хармсом. О ней поэт писал: «Она была для меня не только женщиной, которую я люблю, но еще и чем-то другим, что входило во все мои мысли и дела». Их отношения были очень сложными: они постоянно ссорились, с трудом находили общий язык, ревновали друг друга, несколько раз расставались и сходились снова. Однако именно Эстер Русаковой посвящены почти все произведения конца 1920-х годов. Окончательно они расстались в 1930 году. Через несколько лет Русакову осудили за контрреволюционную деятельность и отправили на Колыму, где она умерла.

В 1933 году Хармс познакомился с Мариной Малич, внучкой князя Алексея Голицына. Позднее она вспоминала: «Мне он очень понравился. Славный очень, лицо такое открытое. У него были необыкновенные глаза: голубые-голубые. И какой вежливый, воспитанный!» Хармс и Малич поженились в 1934 году. Поэт опасался арестов и настоял на том, чтобы жена оставила девичью фамилию.

Так у тебя всегда будет оправдание: «Я знала и не хотела брать его фамилию». Поэтому для твоей безопасности, для тебя будет спокойнее, если ты останешься Малич…»
Даниил Хармс

К концу 1930-х их отношения ухудшились: Хармс редко бывал дома, его окружали поклонницы, которым поэт оказывал знаки внимания. Несмотря на это, Малич не оставила мужа. В дневнике поэт написал: «Я очень люблю ее, но как ужасно быть женатым».

«Я чувствую, что там происходит что-то тайное, злое»
10 декабря 1931 года Даниила Хармса и Александра Введенского арестовали. Их и других бывших обэриутов объявили «членами антисоветской группы писателей», которые вели контрреволюционную деятельность. В обвинительном заключении Хармса говорилось: «Сочинял и протаскивал в детскую литературу политически враждебные идеи и установки, используя для этих целей детский сектор ЛЕНОТГИЗ’а». В мае 1932 года Хармса приговорили к трем годам исправительно-трудовых работ в концлагерях. Однако его отец, у которого была репутация революционера-народовольца, участника покушения на царя, добился смягчения приговора. Решение пересмотрели, и вместо концлагеря Хармс отправился в ссылку. Ему запретили проживать в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик, но разрешили выбрать город для отбывания срока. Поэт поехал в Курск, где уже находился Введенский, который получил такой же приговор. Здесь он жил в бедности, на денежные переводы от отца. О курской ссылке Хармс написал два автобиографических рассказа: «Мы жили в двух комнатах…» и «Я один…» — о страхе и одиночестве человека, который вынужденно оказался вдали от дома.

В октябре 1932 года Хармс вернулся в Ленинград — помогли хлопоты отца и знакомство поэта со следователем. В том же году он восстановился в Союзе писателей и стал сотрудничать с детскими издательствами и журналами. В 1933 Хармсу разрешили проводить встречи со школьниками. Редактор журнала «Чиж» Нина Гернет позднее вспоминала: «В пионерлагере после его выступления все слушатели встали и пошли за ним, как за Гаммельнским крысоловом, до самого поезда».

С середины 1930-х Хармс писал преимущественно прозу. Он снова жил бедно: даже в детских журналах поэта публиковали неохотно. ОБЭРИУ распалось. Александр Введенский уехал в Харьков, а с Заболоцким и Олейниковым Хармс почти перестал общаться.

Вот я постепенно сваливаюсь в помойную яму. Ко мне растет презрение. Вот она — гибель. Не вижу, как подняться. Боже, как тяжело видеть всюду равнодушие. Бедная, бедная моя жена! Боже, что мне уготовано в будущем?
Даниил Хармс, из дневников

В 1936 году Хармс начал вести «Голубую тетрадь» — самодельную книжку. В нее поэт вносил заметки о жизни, записывал рассказы и стихи. В марте 1937 года в журнале «Чиж» он опубликовал стихотворение «Из дома вышел человек…». Советские критики решили, что в нем Хармс пишет о массовых репрессиях:

Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.
<…>
И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.

Поэта вновь перестали печатать. В дневнике он писал: «Мне не выплачивают деньги, мотивируя какими-то случайными задержками. Я чувствую, что там происходит что-то тайное, злое». В ноябре того же года бывшего обэриута Николая Олейникова арестовали и расстреляли. После этого начались массовые проверки сотрудников Детгиза, среди которых был и Хармс. Руководителя редакции Самуила Маршака вызвали на собрание Союза писателей и призвали отречься от антисоветчиков и врагов народа. Маршак срочно уехал из Ленинграда в Москву. В марте 1938 года арестовали Заболоцкого, а в октябре того же года умер близкий друг Хармса — Борис Житков. Несмотря на это, поэт не оставил творчества — он закончил цикл рассказов «Случаи», повесть «Старуха».

Мнимый сумасшедший: второй арест и смерть
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. Чтобы избежать ареста, поэт решил симулировать психическое заболевание. Он изучал труды по психологии и медицине и подал прошение в Литфонд, в котором попросил выделить ему средства на лечение шизофрении. Осенью 1939 года Хармс попал в психоневрологический диспансер и вскоре получил справку об освобождении от воинской повинности.

За время пребывания отмечено: бредовые идеи изобретательства, отношения и преследования, считает свои мысли «открытыми и наружными», если не носит вокруг головы повязки или ленты. Проявлял страх перед людьми, имел навязчивые движения и повторял услышанное. Выписан был без перемен.
Из справки психоневрологического диспансера Василеостровского района Даниилу Хармсу от 5 октября 1939 года (по книге Валерия Шубинского «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру»)

В 1940 году умер отец Даниила Хармса. Большой архив Ивана Ювачева и его коллекцию икон конфисковали и отправили в музей атеизма.

Спустя год Хармс написал свое последнее произведение — рассказ «Реабилитация». Писатель закончил его 10 июня 1941 года, а 12 дней спустя началась Великая Отечественная война. Правительство объявило мобилизацию, и Хармсу снова пришлось проходить медицинскую комиссию. Она вновь признала поэта негодным к службе из-за психического заболевания.

Он хотел, чтобы мы совсем пропали, вместе ушли пешком, в лес и там бы жили. Взяли бы с собой только Библию и русские сказки. Днем передвигались бы так, чтобы нас не видели. А когда стемнеет, заходили бы в избы и просили, чтобы нам дали поесть, если у хозяев что-то найдется. А в благодарность за еду и приют он будет рассказывать сказки…
Марина Малич

23 августа 1941 года Даниила Хармса арестовали и обвинили в антивоенной агитации, распространении пораженческих настроений. Среди фраз, которые приписывали поэту в протоколе допроса, были такие строки: «Если же мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену и в советских войсках служить не буду». В сентябре Хармса направили на медицинскую экспертизу, которая вновь признала писателя сумасшедшим. Хармса направили в психиатрическое отделение тюремной больницы. Поэт умер во время блокады Ленинграда, 2 февраля 1942 года в «Крестах». Похоронен в братской могиле на Пискарёвском кладбище.

Интересные факты:
1. Даниил Хармс эксцентрично одевался и удивлял публику. Он любил гулять по Невскому проспекту в маскарадных костюмах, надевал пилотки с ослиными ушами, нелепые шляпы, цепочки с брелками.

Среди них [молодых людей] выделялся самый высокий, долговязый, с весьма серьезным лицом и с тросточкой, увенчанной старинным автомобильным клаксоном с резиновой черной «грушей». Он невозмутимо шагал с дымящейся трубкой в зубах, в коротких штанах с пуговичками пониже колен, в серых шерстяных чулках, в черных ботинках. В клетчатом пиджаке. Шею подпирал белоснежный твердый воротничок с детским шелковым бантом. Это и был уже овеянный легендами Даниил Хармс!
Климентий Минц (по книге Михаила Мейлаха «Поэзия и миф»)

2. Хармс интересовался оккультизмом, изучал тайнопись, Каббалу — мистическое учение в иудаизме, религиозные практики. Это увлечение появилось у писателя после того, как он прочитал книги немецкого прозаика Густава Майринка. Тот переводил мистическую литературу и вставлял в свои книги средневековые легенды. Хобби Хармса использовали против него в 1931 году, когда поэта впервые арестовали. Во время обыска в его квартире нашли «рукописи, разную переписку и 10 мистико-оккультных книг». Из-за мистических сочинений Хармса обвинили в пагубном влиянии на детей.

3. Еще во время учебы в школе Хармс увлекся авангардной поэзией. Однако в его первых произведениях еще видно влияние классиков русской литературы. В самом раннем сохранившемся стихотворении Хармса под названием «Медная» исследователи нашли рифму «стаканы — тараканы»:

Тучи рыжих тараканов
Разбегутся со стаканов —
От пивных,
От пустых.

Эту рифму начинающий поэт заимствовал из «Четырех стихотворений капитана Лебядкина» из романа Федора Достоевского «Бесы». Однако отсылку к творчеству классика русской литературы первые читатели «Медной» не оценили. Эмма Изигкейт, в альбом которой Хармс и записал стихотворение, вспоминала: «Меня немного смутили «пивные стаканы и тараканы» — я с ним вообще не выпивала нигде».

4. Впервые Хармса арестовали еще в 1924 году. На одном из литературных вечеров он прочитал стихи Николая Гумилева, среди которых были «Заблудившийся трамвай», «Отвечай мне, картонажный мастер» и «Слоненок». Перед выступлением, Хармс рассказал слушателям о Гумилеве и назвал его человеком, «ни за что убитым чекистами». Из-за этого поэта задержали, но обвинения не предъявили — просто побеседовали с ним и потребовали больше не читать Гумилева на литературных вечерах.

5. У Хармса было много маленьких гладкошерстных собак. Сам поэт объяснял, что он специально заводит небольших питомцев, чтобы на их фоне подчеркнуть свой высокий рост. Своим собакам Хармс давал необычные клички, среди которых «Чти память дня сражения при Фермопилах».

6. Хармс дружил с художником Казимиром Малевичем. Они познакомились во время работы над постановкой «Моя мама вся в часах». В 1927 году Малевич подарил Хармсу свою книгу «Бог не скинут: Искусство, церковь, фабрика», которую подписал: «Идите и останавливайте прогресс». Поэт в свою очередь неоднократно посвящал художнику стихи, самое известное из которых «На смерть Казимира Малевича»:

Дай мне глаза твои! Растворю окно на своей башке!
Что ты, человек, гордостью сокрушил лицо?
Только мука — жизнь твоя, и желание твое — жирная снедь.
Не блестит солнце спасения твоего.

7. Во время учебы в школе Даниил Хармс придумал собственный шифр, которым затем пользовался в личных записях и дневниках. К этому его подтолкнул рассказ Артура Конана Дойля о Шерлоке Холмсе «Пляшущие человечки». В нем сыщик расшифровали записи, в которых вместо букв использовались рисунки танцующих людей. Первый шифр Хармса напоминал «пляшущих человечков». На протяжении жизни поэт несколько раз изменял свой тайный язык.